Фильм Констанцо «Долгожданный рассвет» запутался в амбициозных обещаниях

Валерий КичинНовинка от режиссера Саверио Констанцо «Долгожданный рассвет» повергла в растерянность Венецианский кинофестиваль, а теперь изумит поклонников итальянского кино в России. Кажется, что в воображении автора картины рисовалось сразу несколько проектов, и он, растерявшись от натиска разнонаправленных амбиций, мечется от одного замысла к другому, не реализовав ни один.Злой волшебницей этой киносказки для героини оказывается голливудская звезда Жозефина (в этой роли Лили Джеймс). / «Парадиз»

Все начинается на черно-белом экране, где идет картина из времен Второй мировой с участием любимицы Италии Алиды Валли (ее изображает Альба Рорвахер): в мрачных застенках эсэсовцы расстреливают мать, пощадив маленькую дочку. Длится это так долго, что начинаешь сомневаться, в тот ли зал кинотеатра ты попал. Но вот спасший девочку солдат с увлажненными глазами под патетическую музыку поднимается по знаменитой лестнице Площади Испании в Риме, и титром FINE завершается этот «фильм в фильме», прекрасно, надо сказать, стилизованный под кино 40-х.

Мелодраму эту о недавней войне, утирая слезы, смотрят женщины в римском кинотеатре 50-х; изображение становится цветным. На выходе из зала смазливую девушку Ирис (София Паницци) замечает сотрудник студии «Чинечитта» и приглашает прийти на пробы в массовку блокбастера из древнеегипетской жизни.

Бывает такое кино: обещает многое, но запутывается в обещаниях и буксует, никуда не двигаясь

Дальнейшее можно считать поклоном классической ленте «Самая красивая»: строгая мамаша ведет дочек на «фабрику грез», и нам подробно покажут закулисье съемок с говорливыми гримершами, циничными помрежами, жестокими царицами, рычыщими львами и экзотическими студийными нравами. Неореалистическая строгость a la ранний Висконти сменится шиком «римского Голливуда», когда-то вот так бурно восставшего из пепла. Но строгая мамаша исчезнет, забытая авторами фильма, зато в героини выйдет ее вторая дочка Мимоза — неказистая, утонувшая в копне курчавых волос, с большими глазами Джульетты Мазины. Именно на нее обратит внимание американская звезда Жозефина Эсперанто, играющая царицу Египта, — забросает подарками и позовет в путешествие по злачным местам Рима. В этой роли американская звезда Лили Джеймс. И с этого момента фильм вырулит на тропы, проложенные такими нравоописательными шедеврами, как «Сладкая жизнь» Федерико Феллини и, уже в наши дни, «Вавилон» Дэмьена Шазелла.

Идея киномира, как нового Вавилона, подкреплена многоязычностью картины и участием в ней, наряду с итальянцами, голливудских коллег Уиллема Дефо и Джо Кири. Первый играет ассистента Жозефины, бесконечно уставшего от ее причуд, второй — голливудского сердцееда, сводящего с ума миллионы девушек.

Но и этого мало: в фильме есть еще один, документальный слой. Его не заметят зрители за пределами Италии — в его основе громкий, но местный скандал, на который постоянно ссылаются персонажи. Он разразился в Риме как раз в 50-х, когда на берегу Тибра нашли труп такой же, как Мимоза, наивной девушки Вильмы Монтези, приглашенной на кинопробы и соблазнившейся грядущей славой. Кульминационные сцены картины происходят на вилле в Капокотте — невдалеке от пляжа, где было найдено тело несчастной Вильмы. То есть фильм как бы основан на реальной трагедии и раскрывает ее подноготную.

Рулевым в этом круизе по местам кинематографической славы выступает вздорная и злобная Жозефина. Бессловесная Мимоза ей нужна как очередная игрушка, и она ее представит светской тусовке как известную шведскую поэтессу Сэлму. Что, сами понимаете, рождает множество рискованных ситуаций. На самую скользкую почву фильм вступит в бесконечно длящемся эпизоде, где Жозефина объявляет толпе, что сейчас Сэлма прочитает свои шведские стихи. Наступает трагическая пауза, в течение которой успеваешь заподозрить, что режиссер не знает, как ему выпутаться, но потом омертвевшая Мимоза подает признаки жизни и делает нечто, вызвавшее бурные аплодисменты расфуфыренной публики, — сцена, задуманная на грани фола, смотрится на грани самопародии.

Хотя все два часа фильма героиня рвется домой к маме, все давно забыли о том, зачем мы здесь и куда устремляется это странное, раздерганное противоречивыми импульсами действо. Так ни к чему и не придя, оно завершится на той же Площади Испании — совершенно пустой, где бродит сбежавший с киностудии лев. Финальный кадр повторит классический финал «Ночей Кабирии», где обманутая, всеми покинутая героиня, несмотря ни на что, улыбается сквозь слезы. Здесь становится понятной задача, поставленная перед исполнительницей роли Мимозы Ребеккой Антоначчи, — каждым жестом, взглядом и ужимкой напоминать Джульетту Мазину. Хотя ни в одной из своих ролей Мазина не казалась такой беспомощной и сонной.

Этот фильм напоминает лимузин с водителем под мухой: руль крутится бессистемно, курс меняется беспрерывно, и трясет даже там, где нет ухабов. Поэтому, несмотря на роскошь антуража, действие все время зависает — то в имитации киносъемок, кажущихся режиссеру эпохальными, то в рассматривании пестрой, но ничем не примечательной тусовки, то в бесчисленных ответвлениях от главного, но с трудом просматриваемого сюжета — стандартное по метражу кинопутешествие кажется необычайно долгим и томительным.

Российская газета — Федеральный выпуск: №51(9293)

Источник