Зельфира Трегулова представила свою новую книгу о семье, друзьях и работе
Анастасия СкорондаеваПо какой выставке Зельфира Трегулова водила Кофи Аннана, зачем она надела маску с джокером и куда ее хотел пригласить Зураб Церетели. «РГ» публикует отрывок из книги «Искусство как выбор. История моей жизни» Зельфиры Трегуловой, которая готовится к выходу в издательстве «Азбука-Аттикус».
Это история жизни одного из самых успешных и известных отечественных искусствоведов и выставочных кураторов Зельфиры Трегуловой, рассказанная ею самой. Она впервые раскрывает свою личную историю, искренне пишет о семье, друзьях, коллегах, делится опытом создания выставочных блокбастеров, рассказывает о многих интереснейших событиях культурной жизни последних десятилетий ХХ — начала XXI столетий.
***
Впервые я оказалась в Венеции в 1995 году по приглашению Музея Пегги Гуггенхайм, с директором которого, Филиппом Райландсом, я познакомилась еще во время стажировки в Нью-Йорке. Он пригласил меня прочитать лекцию о русском авангарде студентам их летних программ, только попросил выбрать необычный ракурс темы. Я предложила историю о музеях живописной и художественной культуры, организованных в послереволюционной России и ставших по сути первыми музеями современного искусства в мире.
Фото: Издательство «Азбука-Аттикус»
Я прилетела тогда в Венецию рано утром, следуя данным мне указаниям, села в аэропорту на вапоретто, который в шесть утра причалил к площади Сан Марко. Помню это впечатление, как будто это было вчера. Я вышла с маленьким чемоданчиком на набережную, туман, темно, и пошла в сторону площади, еще не веря тому, что я наконец в этом городе, который знала по чудесному часовому итальянскому документальному фильму «Ты не знаешь Венеции» — мы с мамой смотрели его в кинотеатре раза три.
Было тихо, никого, ощущение, что ты попал в сон или оказался внутри величественной театральной декорации после окончания спектакля, когда никого уже в театре нет. Мой путь лежал под арку с часами и великанами, затем нужно было повернуть налево, и я оказалась у дверей гостиницы, кажется, она называлась «Академия», ее давно уже нет, и дом этот заколочен.
Я не могла оставаться в отеле, когда за моими окнами, выходившими на узкий канал, была Венеция. Я почти не спала эти несколько дней, приходила домой в два часа ночи, вставала в пять и с рассветом опять была на улицах. Я побывала и в Галерее Академии, и в Скуола ди Сан Рокко, и в церкви Санта Мария Глориоза деи Фрари и, конечно же, в соборе Святого Марка. Музей Пегги Гуггенхайм оказался очень интересным, заполненным посетителями, а студенты — очень внимательными слушателями. Мое сердце было отдано Венеции навсегда, сколько бы раз я туда ни возвращалась, она продолжает очаровывать меня, даже невзирая на сегодняшние толпы туристов.
И в первую, и во вторую поездку я воспринимала город как драгоценный дар из прошлого, как некое чудо, которое донесло свой облик и дух почти без изменений до сегодняшнего дня. В последние годы я приезжаю в Венецию исключительно на Биеннале или в связи с выставками художников ХХ века, которые мы организовывали с нашими партнерами в Ка Фоскари. Я вижу, как меняется Венеция, как чудесные магазинчики и лавочки, где продавалось то, что освящено традицией, сменились на сувенирные магазины… как чудесные венецианские траттории и ресторанчики меняют своих исконных владельцев, и это немедленно сказывается на качестве еды и обслуживания. Тем не менее, еще остаются места, где можно прекрасно и недорого поесть с видом на собор Святого Марка и выпить всего за четыре евро бокал вина, места, где продается чудесное венецианское стекло и где можно купить роскошный кафтан из ткани «Бевильаква», сшитый руками женщин-заключенных местной тюрьмы по вполне доступной в силу этого обстоятельства цене.
Мой приезд в Венецию на открытие «Амазонок авангарда» был очень памятным, я много времени провела в Музее Пегги Гуггенхайм, подробнее познакомившись с коллекцией и с личностью этой интереснейшей женщины, мемуары которой прочитала совсем недавно, когда готовилась писать эту книгу. А в феврале 2000 года, во время открытия «Амазонок», я посидела в саду на древнем византийском троне и даже сфотографировалась в окружении моих сокураторов, эта фотография до сих пор стоит на моем рабочем столе. Выставка прекрасно легла в залах пристройки дворца Веньер деи Леони, сделанной уже при Пегги Гуггенхайм, трудно даже было сказать, в каком из мест экспонирования она смотрелась лучше, и всюду ей сопутствовал успех. Мы съездили с Инной Балаховской на острова Мурано и Бурано и, главное, на остров Торчелло, где посмотрели собор со знаменитыми средневековыми мозаиками — добраться до него тогда было довольно сложно, вапоретто ходил туда только несколько раз в день.
Открытие выставки пришлось на время венецианского карнавала, и я увидела, что карнавал — не просто формальная дань традиции или туристический аттракцион, нет, в те годы еще сохранялось ощущение тотального праздника, когда, надев маску, ты становишься совсем другим существом и можешь, не боясь быть узнанным, дурачиться как душе угодно. Мы с Фаиной обошли много магазинов и лавочек и наконец нашли настоящие, закрывающие все лицо маски из папье-маше, я — с очень красивым джокером, она — с печальным Пьеро.
Ты надеваешь маску и понимаешь, что все романтические тексты про личину, которая меняет твою сущность, основаны на вполне реальных ощущениях. Мы ходили в масках по карнавальной Венеции много часов, встречали таких же, как мы, людей в разном обличье, веселящихся, в прекрасном настроении, которое передавалось и нам. Все шутили, смеялись, заигрывали друг с другом, благо маска скрывала, кто ты есть на самом деле, она как бы прирастала к лицу, и уже не хотелось ее снимать. Недалеко от роскошной гостиницы «Бауэр», куда поселили российских музейщиков, приехавших на открытие выставки, мы увидели наших коллег, свернувших в одну из боковых улочек, и решили над ними подшутить. Мы молча пошли за ними, заходя в те же узкие улочки, куда и они. Вначале коллеги этого не замечали, потом встревожились, что кто-то в масках их преследует, потом ускорили шаг и когда они чуть ли не побежали прочь, мы, смеясь,раскрыли себя. Даже в ресторан на вечерний ужин я пришла в маске и, в полном соответствии с сюжетами романтической литературы, чуть ли не силой оторвала ее от своего лица — так понравилось мне ходить в ней.
После Венеции выставка прошла в Бильбао, а потом переехала в Нью-Йорк. Вернисаж в Нью-Йорке в сентябре 2000 года был запланирован на время проведения сессии Генеральной Ассамблеи ООН — с тем, чтобы выставка открывалась в присутствии Генерального секретаря ООН Кофи Аннана и президента Российской Федерации Владимира Путина. У Кренса были хорошие отношения в соответствующих властных структурах, российских — еще со времен его дружбы с Шеварнадзе, и все удалось состыковать. Мне выпала честь водить по выставке Кофи Аннана с супругой — они приехали до открытия, и это было очень интересно — он оказался подлинным знатоком искусства, в том числе и русского, прекрасно информированным, например, о собрании древнерусской иконописи в Национальной галерее Швеции. Аннан очень внимательно слушал, задавал вопросы, высказывал свою точку зрения, и все — очень демократично, без малейшего намека на свое высокое положение. После экскурсии по «Великой утопии» для Эдуарда Шеварнадзе это был мой второй в жизни опыт рассказа о выставке высоким гостям.
Ко времени открытия «Амазонок» в Нью-Йорке Томас Кренс и Михаил Пиотровский уже давно работали над проектом альянса с Эрмитажем и создания в США пространства «Эрмитаж — Гуггенхайм». Кренс мечтал также о создании филиала музея в Москве и очень хотел открыть его в знаменитом здании Провиантских складов на Садовом кольце у метро «Парк культуры». Поэтому после торжественных речей президент Путин вместе с представительной делегацией, включавшей и Кофи Аннана, и Михаила Швыдкого, и самостийно присоединившегося к ней Зураба Церетели, направились в специальный зал, где были развешаны планшеты со всеми этими проектами. Помимо Петербурга и Москвы, планировалось создание филиалов Эрмитажа и Гуггенхайма в Лас-Вегасе. Здание «Эрмитаж — Гуггенхайм», врезанное в тело пафосной гостиницы The Venetian, проектировал Рэм Колхас. Эти грандиозные, глобальные планы не могли не впечатлить всех присутствовавших, и это был тот момент, когда всем проектам Гуггенхайма в России и с Россией был дан зеленый свет.
Когда мы возвращались обратно в Москву, я оказалась на одном рейсе с Зурабом Константиновичем, и он даже попытался поменять мой билет на бизнес-класс для того, чтобы переговорить в полете, — ему хотелось пригласить меня на работу в создаваемый им Московский музей современного искусства. Я совсем не хотела, чтобы он платил свои — и немалые — деньги за мой билет, но, на мое счастье, бизнес-класс оказался забит, и даже Церетели ничего не мог сделать. Поэтому ни разговора, ни ангажемента не случилось, а мне предстояла интереснейшая работа над проектом «Эрмитаж — Гуггенхайм» и многое другое.